Мир Психологии
Главная Биржа труда Психологический чат Психологический форум
Правила общения div FAQ div Поиск div Пользователи div Группы div Регистрация div Вход
Имя: Пароль: Автоматически входить при каждом посещении
Психологический форум arrow Беседка arrow ууу

ууу
Начать новую тему   Ответить на тему
Автор Сообщение
Нинель
Пользователь
Сообщения: 17673
Регистрация: 19.01.2005
СообщениеДобавлено: Пн Авг 20, 2018 20:48 Ответить с цитатой

"Дмитрий Быков: Мария Розанова — вдова Андрея Синявского, издатель и редактор полемического журнала «Синтаксис», впервые опубликовавшая по-русски Владимира Сорокина и автобиографическую трилогию Лимонова. Она с 1971 года в эмиграции, в девяностые и нулевые нередко гостила в Москве, сейчас почти не покидает знаменитого дома в Фонтене-о-Роз. Интервью она дает редко, из-за чего пошел даже слух о ее старческой немощи. Я рад этот слух развеять: как все люди, живущие прежде всего умом, Марья Васильевна в полном порядке. Неутомимый и жестокий полемист, безошибочная Кассандра, мастер хлестких определений и проникновенных воспоминаний, московская красавица с репутацией ведьмы — о нас, о себе и о жизни.
— А вот и наш розан, наш пузан, сразу заполняющий собой большую часть комнаты.

— Вы мало переменились, Марья Васильевна.

— Да и вы не слишком.

— Я постараюсь вас не утомить.

— Мы с вами настолько хорошо знакомы, что если вы начнете меня утомлять, я легко пошлю вас сексуально-пешеходным маршрутом. Но спрашивайте о важном, а не о ерунде: я в самом деле быстро устаю. Разумеется, я могу себе позволить встать в сортир или к столу, но большую часть дня все-таки лежу.

— Я вам, кстати, кое-что привез. Видите? Киплинг, 1938 год, «Из книг Марии Розановой», с выписками неким молодым почерком.

— Откуда у вас это? Взяли почитать и не вернули?

— Нет, это вы перед отъездом раздавали библиотеку. Книжка досталась Меньшутину, после него Науму Ниму, а он вот, видите, вернул вам.

— Нима я знаю, издатель «Неволи». Спасибо. Значит, я не держала эту книгу в руках 47 лет?

— Получается так.

— Н-да. Спрашивайте.

— Если о главном, то в последнее время я как-то перестал отличать плохих людей от хороших, утратил критерий. Испортилось столько народу, что…

— Я понимаю, но ведь это не первая такая порча. «Хороший человек» — понятие очень зыбкое, зависящее от угла зрения. Для огромного количества моих добрых знакомых я человек плохой. Меня иногда занимало, почему, собственно, нелюбящих меня людей так много (правду сказать, эти чувства чаще всего взаимны). Я испытываю к людям интерес, да, и даже люблю врагов, но с точки зрения, как бы сказать, гельминтологической. И думаю, что проблема была в самостоятельности мышления, в моем категорическом нежелании вписываться в любую гонку за лидером. Хороший человек для меня определяется прежде всего сопротивляемостью: если его трудно вовлечь в стаю, этого почти довольно, чтобы считаться хорошим. Тогда есть шанс, что он воздержится от травли, от всякого рода коллективных маршей. Думаю, что в экстремальных обстоятельствах главная добродетель — пониженная внушаемость. Легче всего человек ловится на патриотизм. Вынуждена сказать, что я совершенно не патриот. Я непоправимый одиночка. Это на многое обрекает, но и от многого страхует.

— Но этого недостаточно.

— Наверное, недостаточно. У одиночек возникает другой соблазн — гордыня. Я не люблю самолюбования; вообще большинство гадостей человек совершает именно из тщеславия. Раздутое эго — самый большой риск значительного человека.

— Как насчет доброты?

— Я редко видела ее и не очень понимаю, что это такое. В моей молодости о слишком податливой женщине говорили: добрая, всем дает… Это совсем не про меня. Безусловно добрым человеком был Даниэль — вероятно, самый обаятельный мужчина, которого я видела, несмотря на откровенно обезьянью внешность. Но и в его случае доброта была сопряжена с промискуитетом, это как-то хорошо уживалось. Я затруднюсь назвать безусловно хороших людей: например, упомянутый вами Андрей Меньшутин, соавтор Синявского по «Поэзии первых лет революции» и большой наш друг.

— Интересно, а о Владимире Максимове — после примирения — вы можете так сказать?

— Нет, так далеко мои христианские чувства не простираются. Но я и о Синявском не могу так сказать. Синявский был очень трудный, и только поэтому смог осуществиться.

— Сейчас в огромной моде Довлатов: что вы скажете о нем?

— Довлатов был очень милый, особенно при поверхностном общении (другого у нас и не было). И проза очень милая — что, собственно, и помешало ей стать большой.

— Если вы следите за современной Россией — вы не можете не видеть, что там возобладала почти неофашистская риторика.

— Это произошло не сейчас, а было всегда — правда, подспудно. Этого принято было стесняться. Но вообще в основе русской националистической стилистики всегда было именно это: «Мы — плохие. Да. Мы можем себе это позволить, потому что…» «Потому что» были разные: размеры, климат, ядерное оружие, балет, татарское иго.

— Но это произносится теперь не виновато, а с гордостью.

— С гордостью — потому что всегда приятно быть не такими. Отличаться от всего мира. Весь мир стремится созидать — мы находим наслаждение в том, чтобы рушить, в том числе себя. Весь мир стремится нравиться — мы хотим, чтобы нас любили именно черненькими. Синявский не любил Достоевского, а я… нет, я, конечно, тоже его не люблю, но считаю его писателем очень полезным. Некоторые важные вещи он рассмотрел и сформулировал первым.

— Но ведь в 1968-м или в 1980-м не принято было гордиться, что мы вошли в Прагу, в Афган. Этого скорей стыдились.

— Да, тут есть над чем задуматься.

— Может, это было связано с появлением «образованщины», то есть с превращением народа в интеллигенцию?

— Не обольщайтесь. Просто война была еще недавно, и ее хорошо помнили. Ветеранам было за 40, в 1980-м — за шестьдесят, но радоваться войне они не могли. Что до образованщины, думается, масштабы этого явления Солженицын преувеличил. Он интеллигенции боялся и не любил.

— Почему, как вы думаете?

— Думаю, потому что сознавал, насколько он хуже смотрится на ее фоне. Ему это не было дано — так же, как и вкуса.

— Тем не менее несколько первоклассных вещей он написал.

— Как говорили в моей юности, давно и неправда. Практически все действительно первоклассное, включая первый вариант «Круга», написано до публикации «Ивана Денисовича».

— Я вот человек внушаемый и — было время — почти поверил, что Крым наш. Но только не в таком…

— Количестве.

— Вот да! Не в такой форме. Чем вы объясняете такой ажиотаж крымского населения по этому поводу?

— Дима, Крым — это курорт. Курорту положено ложиться под пришельца, четыре месяца радостно его обслуживать и остальное время на это жить. Об этом как бы не принято говорить, но во время немецкого вторжения в Крыму тоже не очень хорошо обстояло дело по части коллаборационизма. У меня была подборка тогдашних газет. К сожалению, было такое, что и немцев встречали хлебом-солью.

— Крымские татары?

— Не только крымские татары. И антисемиты. И обычные конформисты. Старые газеты — вообще полезная вещь. Коллаборационисты были не только во Франции. Есть и люди такие — люди-курорты, очень приятные в общении, только помните, что они ненадежны. Это плохие союзники.

— Красивой женщине, знаете, легко быть нонконформистом. Многое прощается.

— Это заблуждение. Красивой женщине значительно труднее, чем некрасивой. Мужчина ее чаще всего ненавидит: почему она не со мной, а вон с тем?! Кстати, что бы ни говорили о харассменте и сколько бы идиотов ни отметились на этой теме, но ведь харассмент есть, с ним сталкивалась практически каждая.

— И как с ним бороться?

— В планетарном масштабе никак, то есть бороться с ним может только каждая отдельная женщина, подручными средствами. Больше надеяться не на что.

— И вам приходилось?

— И мне. Тот самый человек, который впоследствии предал Синявского и, кажется, даже не раскаивался, — подглядывал за мной в уборной. Я увидела руки — он подтягивался на бортике — и полоснула по ним лезвием бритвы. Я всегда носила с собой лезвие — карандаш очинить, мало ли… Он вообще был такой, из наблюдателей. Я очень не люблю подглядывающих людей. Это позиция распространенная, не обязательно лезть в уборную. В быту тоже полно.

— Есть ли какие-то преимущества у старости?

— Решительно никаких. Не надо себе внушать, будто у всего есть преимущества. Но если вы в самом деле так боитесь старости — у вас есть прекрасная альтернатива: повеситься. Другой альтернативы, как говорит наш общий знакомый, нет. Старость безальтернативна, как Путин, хотя и в этой безальтернативности многие находят великие достоинства. И поиск этих достоинств так же жалок, как умиленный старик, рассказывающий, как он наконец всех простил, полюбил и понял.

— Кстати, вы следите за эволюцией Лимонова?

— За внешней — да: недавно увидела его фотографию и долго недоумевала, откуда взялся этот старик. А внутренне, думаю, он не меняется. Поговорить и повидаться хотелось бы, конечно.

— Но он теперь поддерживает Путина.

— Вот еще. Делать ему нечего. Вы замечали, что Лимонов очень умный?

— Никогда. Что очень талантливый — всегда.

— Нет, он очень себе на уме. Он делает только то, что расширит его опыт. Не человек, а инструмент письма — как Розанов, тоже, кстати… неоднозначный. Я люблю их обоих.

— Марья Васильевна, чего вы ждете от нынешней России? И от будущей?

— Абсолютно всего. То есть действительно — может случиться все, в том числе худшее. Я думаю о сегодняшней России с очень большой тревогой… с куда большей тревогой, чем о Советском Союзе в свое время.

— Значит, все-таки хуже?

— Беспредельнее, сказала бы я. Те все-таки в чем-то себя ограничивали.

— А зачем, по-вашему, такая Россия нужна на Земле? В чем сверхзадача?

— А вы уверены, что такая Россия нужна? Самое страшное, что она может оказаться Богу не нужна, и тогда…

— Что делать в этой России — у вас есть рецепт?

— Веселая вдова Надежда Мандельштам говорила, что в темные времена вопрос о смысле не стоит. Надо делать то, что доставляет вам удовольствие, не задумываясь о цели. Мне кажется, лучше всего писать и читать. И наблюдать, разумеется. Из всех удовольствий, включая секс и алкоголь, это все-таки самое сильное.

— А преподавать?

— Моя лучшая подруга, знаменитая словесница Эмма Шитова преподавала всю жизнь, и все-таки я думаю, что у нее могла быть более счастливая судьба. Школа — это такой букет… достаточно вспомнить, чем там пахнет. Этот ужасный смешанный запах буфета, кала и мочи! Я по запаху почти все могу сказать о месте, где нахожусь. Школа — место страданий. Я никогда не была так несчастна, как со второго по пятый класс. Потом все-таки отвоевала себе некое пространство свободы.

— А уезжать?

— Это очень не для всех.

— Вы знали Якобсона?

— Я знала обоих: Роман Якобсон прижился в эмиграции, а Анатолий повесился, и, увы, я знаю очень многих людей, которых эмиграция сломала. Даже профессия не всегда спасает. Синявского эмиграция страшно раздражала, при всей его академической востребованности и многочисленных переводах. Это очень горький опыт. Я бы посоветовала наблюдать до последней возможности, а если уезжать — в Европу. Здесь каждый камень расскажет про тысячу лет, а в Штатах все-таки очень плоско.

— Хотелось бы услышать нечто утешительное.

— Знаете, какая самая страшная смерть?

— Выбор широкий.

— И тем не менее — от скуки. Я могу вам обещать, что скучно не будет. Для человека, умеющего читать и писать, наступает поразительное время. Как говаривал Синявский, писателю и умирать полезно.

— Я слышал, что вы никогда ничем не болели. Есть какой-то способ…

— Я очень много болела, но никогда никому об этом не говорила, вот и весь способ. Болезнь возникает, как только вы начинаете жаловаться. Вообще меньше жалуйтесь, не доставляйте этого удовольствия своим недоброжелателям. Существует только то, о чем вы сказали вслух, поэтому неприятности надо замалчивать. Я знаю только один рецепт здоровья — чтобы не болели зубы, их надо чистить как можно реже. Перед выступлением, докладом, свиданием с предполагаемыми поцелуями. Частая и жесткая чистка зубов сдирает эмаль, а она не восстанавливается.

— Ваш девиз «Вас всех нашли в крысиной норе, а меня купили в игрушечном магазине» — откуда эта цитата?

— Это не цитата, это просто правда."

https://philologist.livejournal.com/10164810.html
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Нинель
Пользователь
Сообщения: 17673
Регистрация: 19.01.2005
СообщениеДобавлено: Пн Авг 20, 2018 22:42 Ответить с цитатой

Прогулки с Пушкиным - Андрей Синявский (в лагере написано)

по-моему замечательно. А.С. бы понравилось, наверное.

"До Пушкина почти не было легких стихов. Ну - Батюшков. Ну - Жуковский. И то спотыкаемся. И вдруг, откуда ни возьмись, ни с чем, ни с кем не сравнимые реверансы и повороты, быстрота, натиск, прыгучесть, умение гарцевать, галопировать, брать препятствия, делать шпагат и то стягивать, то растягивать стих по требованию, по примеру курбетов, о которых он рассказывает с таким вхождением в роль, что строфа-балерина становится рекомендацией автора заодно с танцевальным искусством Истоминой:

...Она,

Одной ногой касаясь пола,

Другою медленно кружит,

И вдруг прыжок, и вдруг летит,

Летит, как пух от уст Эола;

То стан совьет, то разовьет

И быстрой ножкой ножку бьет.

Но прежде чем так плясать, Пушкин должен был пройти лицейскую подготовку - приучиться к развязности, развить гибкость в речах заведомо несерьезных, ни к чему не обязывающих и занимательных главным образом непринужденностью тона, с какою вьется беседа вокруг предметов ничтожных, бессодержательных. Он начал не со стихов - со стишков. Взамен поэтического мастерства, каким оно тогда рисовалось, он учится писать плохо, кое-как, заботясь не о совершенстве своих "летучих посланий", но единственно о том, чтобы писать их по воздуху - бездумно и быстро, не прилагая стараний. Установка на необработанный стих явилась следствием "небрежной" и "резвой" (любимые эпитеты Пушкина о ту пору) манеры речи, достигаемой путем откровенного небрежения званием и авторитетом поэта. Этот первый в русской литературе (как позднее обнаружилось) сторонник чистой поэзии в бытность свою дебютантом ставил ни в грош искусство и демонстративно отдавал предпочтение бренным дарам жизни.

Не вызывай меня ты боле

К навек оставленным трудам,

Ни к поэтической неволе,

Ни к обработанным стихам.

Что нужды, если и с ошибкой,

И слабо иногда пою?

Пускай Нинета лишь улыбкой

Любовь беспечную мою

Воспламенит и успокоит!

А труд - и холоден, и пуст:

Поэма никогда не стоит

Улыбки сладострастных уст!

Такое вольничанье со стихом, освобожденным от каких бы то ни было уз и обязательств, от стеснительной необходимости - даже! - именоваться поэзией, грезить о вечности, рваться к славе ("Плоды веселого досуга не для бессмертья рождены",- заверял молодой автор - не столько по скромности, сколько из желания сохранить независимость от навязываемых ему со всех сторон тяжеловесных заданий), предполагало облегченные условия творчества. Излюблен-ным местом сочинительства сделалась постель, располагавшая не к работе, а к отдыху, к ленивой праздности и дремоте, в процессе которой поэт между прочим, шаляй-валяй, что-то там такое пописывал, не утомляя себя излишним умственным напряжением.

Постель для Пушкина не просто милая привычка, но наиболее отвечающая его духу творческая среда, мастерская его стиля и метода. В то время как другие по ступенькам высокой традиции влезали на пьедестал и, прицеливаясь к перу, мысленно облачались в мундир или тогу, Пушкин, недолго думая, заваливался на кровать и там - "среди приятного забвенья, склонясь в подушку головой", "немного сонною рукой" - набрасывал кое-что, не стоящее внимания и не требующее труда. Так вырабатывалась манера, поражающая раскованностью мысли и языка, и наступила свобода слова, неслыханная еще в нашей словесности. Лежа на боку, оказалось, ему было сподручнее становиться Пушкиным, и он радовался находке:

В таком ленивом положенье

Стихи текут и так и сяк.

Его поэзия на той стадии тонула и растворялась в быту. Чураясь важных программ и гордых замыслов, она опускалась до уровня застольных тостов, любовных записочек и прочего вздора житейской прозы. Вместо трудоемкого высиживания "Россиады" она разменивалась на мелочи и расходилась по дешевке в дружеском кругу - в альбомы, в остроты. Впоследствии эти формы поэтического смещения в быт лефовцы назовут "искусством в производстве". Не руководствуясь никакими теориями, Пушкин начинал с того, чем кончил Маяковский."

www.litmir.me/br/?b=42582&p=25
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Нинель
Пользователь
Сообщения: 17673
Регистрация: 19.01.2005
СообщениеДобавлено: Пн Авг 20, 2018 22:50 Ответить с цитатой

"Пушкину посчастливилось вывести на поэтический стриптиз самое вещество женского пола в его щемящей и соблазнительной святости, фосфоресцирующее каким-то подземным, чтоб не сказать - надзвездным, свечением (тем - какое больше походит на невидимые токи, на спирити-ческие лучи, источаемые вертящимся столиком, нежели на матерьяльную плоть). Не плоть - эфирное тело плоти, ея Психею, нежную ауру поймал Пушкин, пустив в оборот все эти румяные и лилейные ножки, щечки, персики, плечики, отделившиеся от владелиц и закружившиеся в независимом вальсе, "как мимолетное виденье, как гений чистой красоты".

дальше не буду. читайте сами


Последний раз редактировалось: Нинель (Пн Авг 20, 2018 23:13), всего редактировалось 1 раз
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Нинель
Пользователь
Сообщения: 17673
Регистрация: 19.01.2005
СообщениеДобавлено: Пн Авг 20, 2018 22:55 Ответить с цитатой

а еще радио Книга понравилось 105 FM

там я такой прикольный рассказ услышала

Светло-серый летний плащ. Вольфганг Хильдесхаймер

"Два месяца назад, когда мы как раз сели завтракать, пришло письмо от моего племянника Эдуарда. Однажды весной, это было двенадцать лет назад, мой племянник Эдуард вышел из дома, чтобы бросить письмо в почтовый ящик, и больше не вернулся. С той поры никто о нем ничего не слышал. Письмо пришло из Сиднея, Австралия. Я распечатал его и прочел:


Дорогой Пауль!

Пришли мне, пожалуйста, мой светло-серый летний плащ. Мне он нужен, потому что тут бывает прохладно, особенно по ночам. В левом кармане лежит “Справочник грибника”. Можешь вынуть его и взять себе. У нас тут съедобных грибов все равно нет. Заранее благодарю.

Сердечно твой

Эдуард.


Я сообщил жене:

— Пришло письмо от моего племянника Эдуарда.

Жена в это время погружала кипятильник в вазу для цветов, чтобы сварить в ней яйца.

— Да? И что же он пишет?

— Что ему нужен его светло-серый летний плащ и что у них в Австралии нет съедобных грибов.

— Ну, он может есть что-нибудь другое, — заметила жена.

— Это точно, — согласился я.

Потом пришел настройщик. Стеснительный, рассеянный человек, немного не от мира сего, но очень милый и музыкально одаренный. Он не только настраивает рояли, но еще умеет чинить струнные инструменты и дает уроки игры на флейте. Его фамилия Кольхаас. Когда я встал из-за стола, из соседней комнаты уже доносились его аккорды.

На вешалке я увидел светло-серый летний плащ. Значит, жена достала его из кладовки. Это меня удивило, потому что она обычно делала что-то только тогда, когда было уже все равно, сделает она это или нет. Тщательно упаковав плащ, я пошел на почту и отправил его в Австралию. Лишь потом мне пришло в голову, что я забыл вынуть “Справочник грибника”. Впрочем, мне он был тоже не нужен.

Я еще немного прогулялся и, придя домой, застал настройщика и жену в поисках чего-то по всем шкафам и углам.

— Может, я помогу? — предложил я.

— Господин Кольхаас плащ потерял, — сообщила жена.

— А-а! — воскликнул я, осознав свою ошибку. — Я только что отправил его в Австралию.

— Почему в Австралию? — удивилась жена.

— По ошибке, — объяснил я.

— Что ж, тогда извините, — пробормотал господин Кольхаас, собираясь уходить. Кажется, он даже не слишком удивился. И тут я сказал:

— Подождите. Я отдам вам плащ моего племянника.

Я пошел в кладовку и нашел в одном из старых чемоданов светло-серый летний плащ. Он был, конечно, сильно помят, — все-таки двенадцать лет пролежал в чемодане, — однако все еще в хорошем состоянии.

Пока моя жена проглаживала плащ, мы с господином Кольхаасом выпили по рюмочке хереса, и он рассказал мне, какие удивительные инструменты ему иногда приходилось настраивать. Потом он надел плащ, распрощался и ушел.

Несколько дней спустя мы получили посылку. В ней было около килограмма белых грибов. И два письма. В первом письме говорилось:


Дорогой г-н Холле (это моя фамилия),
хочу сердечно поблагодарить Вас за “Справочник грибника”, столь любезно положенный Вами в карман плаща, и в знак благодарности посылаю результаты своего первого похода за грибами. Надеюсь, они Вам понравятся. В другом кармане я нашел письмо, которое, скорее всего, предназначалось не мне, поэтому посылаю его Вам обратно.

С уважением

Ваш А. М. Кольхаас.

Второе письмо оказалось тем самым, которое мой племянник собирался тогда бросить в почтовый ящик. Видимо, он забыл его дома вместе с плащом. Письмо было адресовано некоему Бернарду Хаазе, с которым, как я помню, племянник тогда дружил. Я открыл конверт. В нем лежали театральный билет и записка:


Дорогой Бернард!

Посылаю тебе билет на “Тангейзера” на понедельник. Сам я не могу пойти, потому что мне нужно уехать, чтобы хоть немного развеяться от всей этой дряни. Если сможешь, сходи послушай. Елизавету будет петь знаменитая Шмидт-Гольвег. Я помню, как ты восхищался ее верхним соль-диез.

Большой привет,

Эдуард.

На обед у нас был грибной суп.

— Я пришла, а на столе грибы. Откуда? — удивилась жена.

— Их прислал господин Кольхаас.

— Как мило с его стороны! Но ведь он нам ничем не обязан?

— Не обязан, это точно, — согласился я. — Но все равно мило.

— Надеюсь, они не ядовитые? Кстати, тут я нашла еще билет в театр. Это на какой спектакль?

— Билет, который ты нашла, — объяснил я, — на “Тангейзера”, однако спектакль был двенадцать лет назад!

— Ну тогда ладно, — отозвалась она. — “Тангейзера” я все равно не люблю.

А сегодня утром снова пришло письмо от Эдуарда — с просьбой прислать ему теноровую блок-флейту. Потому что в кармане плаща (“который почему-то стал мне длинен — или, может быть, это я уменьшился в росте”) он нашел учебник игры на флейте и решил попробовать. Но у них в Австралии таких флейт нет.

— Еще одно письмо от Эдуарда, — сообщил я жене, которая в это время развинчивала кофемолку.

— И что же он пишет?

— Что в Австралии нет теноровых блок-флейт.

— Ну, он может выучиться играть на чем-нибудь другом.

— Это точно, — согласился я.

Моя жена — человек трезвомыслящий и, я бы даже сказал, прагматичный. Ее замечания иногда бывают резкими, но нельзя не признать, что они всегда попадают в самую точку."
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
marusyachivileva
Начинающий
Сообщения: 3
Регистрация: 18.01.2019
СообщениеДобавлено: Пт Янв 18, 2019 22:10 Ответить с цитатой

интересная тема Улыбаюсь, шучу даже зачиталась
Посмотреть профиль Отправить личное сообщение
Показать сообщения:   
Начать новую тему   Ответить на тему
Страница 1 из 1

Мир Психологии

Главная | О проекте | Баннерообмен | Реклама на сайте
Обратная связь | Копирайт | Партнерство | Баннеры

Psychology 100 Rambler's Top100

Powered by phpBB © 2001-2003 phpBB Group | Время Московское